Пришлось идти ва-банк.
Да, деревья уже оголились, но с территории академии аллея просматривалась плохо. К тому же… на что смотреть? Вспышки атаки и сияние щита ярче яркого только при переходе на второе зрение, которым в обыденной жизни никто не балуется — ведь оно тоже силы отнимает. А так — четыре девицы в странной позе, и всё.
Кричать? Не могу. Да и не услышат — слишком далеко.
Оставался только один способ привлечь внимание. Способ, последствий которого можно уже не бояться, потому что… потому что когда из носа хлещет кровь, ноги налились свинцом, а сила атакующих заклинаний не ослабевает, шанс выжить близок к нулю.
Я прикрыла глаза, сосредоточилась. Схема зеркального щита вспыхнула в сознании как по щелчку пальцев — дохлый тролль, не зря я сегодня на визуализацию ходила. И не зря посвятила добрую половину занятия этой, вообще-то запрещённой, картинке.
Удар Даяны, следом удар Карас. Лим пережидает, явно собираясь с силами.
Вдох-выдох, ещё один вдох. Две секунды до новой атаки… одна… всё.
Столь быстрая смена структуры защитного полотна отняла последние силы, сбила с ног. Но оно того стоило, точно знаю!
Тройной удар, тройная атака, остановить которую уже невозможно. Соприкосновение с поверхностью щита. Отражение. Визг. Где-то, очень-очень далеко, прозвучал взрыв. Сквозь сгущающийся мрак я сумела разглядеть зарево магического пожара. В противоположной стороне ещё один взрыв и грохот.
Ну же, девчонки! Последняя атака, и я выбываю!
Зеркальный щит действительно запрещён, причём давно, века четыре назад. Причины запрета просты: угол отражения непредсказуем, потому что щит не статичен, он слегка, но колышется. В условиях настоящего боя даже Всевышний не знает, куда отлетит заклинание.
Ни один здравомыслящий боевик не спустит заклинание, если перед ним зеркалка, ещё и потому, что слишком велик риск поджарить самого себя.
Именно поэтому меняла структуру щита в последний момент и, несмотря на внезапную слепоту, безумно радовалась, что удалось.
Ну же! Ещё один удар! Из принципа! По глупости! Ведь это я знаю, что уже отключаюсь, что ещё минута, и защита спадёт сама собой, а вы-то… вы-то… И терять вам уже нечего — предыдущий удар срикошетил, понятия не имею, куда угодил, но раз что-то где-то взорвалось и загорелось, скрыть нападение уже не сможете. Так давайте. Добейте!
Удар.
Полотно собственной защиты уже не вижу, зато отчётливо слышу треск — всё, не удержу. В паре шагов грязно ругается Даяна, тихо завывает Карас. А совсем далеко ещё один взрыв и… тоже ругань, причём отборная. А ещё топот множества ног…
Наш внеплановый девичник замечен, — мысленно улыбнулась я и провалилась во тьму.
Глава 7
Умирать было не страшно, даже наоборот. Ведь я вообще ничего не почувствовала, исчезла, и всё. За полмига до того, как молчаливая тьма сомкнулась над головой, подумалось: какое счастье, что всё закончилось именно так, без боли.
А когда очнулась…
— О Всевышний! За что?!
Боль пронзила копьём, змейкой пробежала вдоль позвоночника и растеклась по телу. Стремительно, как пятно от опрокинутой на белую скатерть кофы.
Я взвыла, дёрнулась, но чьи-то невероятно сильные руки удержали.
По ушам ударил яростный, исполненный гнева крик:
— Целителя!
И уже тише. Торопливо и очень-очень ласково:
— Мелкая, потерпи. Чуть-чуть потерпи, и всё будет хорошо.
Я не послушалась, взвыла снова.
Меня прижали к кровати, а тот же смутно знакомый голос продолжал шептать:
— Тише, маленькая моя… Тише… Тебе нельзя сейчас двигаться…
Целитель пришёл очень быстро, и минуты не прошло. Хотя на тот момент казалось — жду вечность.
Несколько сложных пассов руками, двойное обезболивающее заклинание, и выть я перестала. Правда, синеглазого брюнета, который продолжал удерживать, узнала не сразу. А уж когда узнала… стало совершенно всё равно, где я, что я и почему.
Кирстен напоминал восставшее из могилы умертвие. Кожа бледная, глаза в обрамлении синяков, щетина… ну, недельная, не меньше. Рубашка расстёгнута до середины груди, измята… Ни тени, ни грамма того сдержанного лоска, коим всегда отличался мой сообщник.
— Кир, что с тобой случилось? — выдохнула я, попыталась дотронуться до его щеки.
Руку перехватили, поднесли к губам. Кир улыбнулся, и образ умертвия несколько померк.
— Всё хорошо, — прошептал боевик. — Теперь всё хорошо…
— Господин Кирстен, будьте добры… — буркнул целитель. Я уже видела этого старичка, но только один раз, мельком. — Господин Кирстен!
Кир с заметной неохотой выпустил из захвата и отступил. Только теперь осознала, что нахожусь в больничной палате. Из обстановки лишь кровать, кресло и низенький столик, на котором стоит пустая чашка и тарелка с нетронутым куском пирога. На мне уже не платье, а тонкая казённая сорочка. Простыни пахнут крахмалом, одеяло немного колется.
— Госпожа Эмелис, расслабьтесь… — Голос целителя расслаблению не способствовал, он был строгим и сосредоточенным. Но я всё-таки заставила себя вдохнуть поглубже и прикрыть глаза.
Стало заметно холодней — это с меня одеяло сдёрнули. Пальцы старика ловко ощупали горло, руки и ноги. После мне велели перевернуться на живот — манёвр дался с трудом, но дело уже не в боли было, в слабости.
— Отлично… — пробормотал старик. И уже громче: — Отлично, госпожа Эмелис. Через пару дней будете как новенькая.
«А что со мной случилось?» — хотела спросить я, но…
Воспоминания накрыли волной, я невольно вздрогнула, вцепилась в подушку.
— Что?! — выпалил Кир, подскакивая к кровати.
Целитель тоже напрягся.
— Ничего, — едва совладав с дыханием, сказала я. — Всё в порядке.
Повисла напряжённая пауза, но так как дёргаться и вопить я уже не пыталась, мужчины успокоились.
— Отдыхайте, госпожа Эмелис, — предложение целителя напоминало приказ. — Я к вам через пару часов зайду, проверю и снова обезболю.
Старик коротко кивнул и направился прочь, а Кир остался. Выгнать его даже не попытались, чему я, честно говоря, обрадовалась.
Осторожно перевернулась на бок, спросила тихо:
— И долго я тут?
— Пять дней, — ответил боевик. Его лицо озарила такая усталая, но такая счастливая улыбка, что сердце дрогнуло.
— А ты… когда в последний раз спал?
— Ну…
Он пожал плечами, улыбка вопреки логике стала шире. Только не говорите, что он всё это время здесь сидел!
— Кир… — протянула я требовательно.
— Эмелис, какая разница? Уж с кем, а со мной точно всё в порядке.
Ага, а ничего, что тебя штормит, а?
— Кир, иди, — выдохнула я.
Синеглазый кивнул, но вместо того чтобы покинуть палату, направился к креслу.
— Сейчас, только второго обезболивания дождусь.
У меня от возмущения даже рот приоткрылся.
— Кир!
— Эмелис, не надо, — сказал парень. — Я всё равно не усну. У тебя остаточная реакция на магическое перенапряжение, я это проходил, я знаю, каково это. Мне нужно убедиться, что вторая волна будет слабее, что господин Жарк не ошибся.
Он говорил очень ровным, очень спокойным тоном, но за каждым словом слышался звон металла. Выдающееся, гоблин меня пожри, упрямство!
Я снова огляделась. Кровать, на которой лежала, размерами не поражала, но была достаточно широкой, чтобы уместились двое.
— Кир… подойди, пожалуйста.
Поднялся, чуть пошатываясь, преодолел разделяющее нас расстояние.
— Что случилось? — спросил с тревогой.
Он нагнулся, чтобы заглянуть в глаза, а я подло воспользовалась ситуацией — обвила его шею руками, заставляя нагнуться ещё ниже, потёрлась щекой об ужасно колючую щетину. Сказала жалобно:
— Полежишь со мной?
Кир шумно вздохнул.
— Эмелис, я понимаю, к чему клонишь, но…
— Ну пожалуйста…
Ещё один шумный вздох, вот только я сдаваться не собиралась. Отстранилась, состроила самую несчастную, самую жалобную моську.